На улицах Стокгольма стало необычно шумно. Давно такого не было, однако голоса прохожих вовсе не мешали атмосфере, которая царила в гостиной дома Бервальда. Здание не походило на Дроттнингхольм, однако скромностью не отличалось. Однако, несмотря на показательную роскошь, здесь даже не было слуг – хозяин предпочитал делать все сам. Вот и сейчас он расположился в кресле, поставив на небольшой столик сбоку пустой таз и новые бинты. На стуле по соседству весела рубашка, которую следовало одеть уже после смены. В посудину мужчина скидывал дурно пахнущие серые повязки, которые местами были пропитаны кровью. Свежи еще те раны, что нанес ему Брагинский, однако не это заставляло Швецию проклинать давнего врага.

Еще  до начала кампании чертов русский договорился с Бонфуа о передаче Финляндии. А каково было заявление этих проклятых французов? «Хоть всю Швецию России, вместе со Стокгольмом». Бервальд от подобного воспоминания заскрипел зубами. Он разорен. Если раньше он получал деньги от Артура за ведение войны с Иваном, то теперь Оксеншерна придется присоединиться к всеобщей блокаде Англии. И эта датская ухмылка, когда посол зачитывал условия договора. Швед с трудом сдержался, чтобы не размазать Хенрика по стенке.

От сильного удара таз перевернулся и слетел на пол, разбросав по ковру грязные бинты. Вечно спокойное лицо мужчины исказилось в ужаснейшей гримасе. «Skit också! Ему не хватило этих мелких территорий», - Швеция всеми силами пытался направить мысли в более спокойное и трезвое русло, но получалось это у него из рук вон плохо. Он подобрал таз и водрузил его на место, при этом зашипев от боли в плече. Подобные раны заживали быстро, однако боль от этого меньше не становилась. 

На первом этаже кто-то постучал молотком  в дверь. «Кто бы это ни был, пусть катится к черту в самое пекло!» - резко поднявшись, Бервальд быстро пошел к лестнице, не обращая внимания на боль. Дверь в кабинет мужчина всегда закрывал, поэтому какое-то время он провозился с замком, однако повторного стука не было. Это настораживало. «Значит, это не Хенрик и не Иван. Гильберт и Франциск так же отметаются», - сделал вывод Оксеншерна, спускаясь вниз. Проведя рукой по перилам, он не ощутил ни единой неровности: весь дом был сделан на совесть. Однако сколько раз Бервальду приходилось его перестраивать после самых неприятных войн? Мужчина знал ответ – много, даже слишком много. Последствия Стокгольмской кровавой бани можно было заметить и сейчас: на восточной стене, где располагался черный ход, ведущий к площади, еще можно было найти кирпичи с застывшей кровью казненных.

Проходя по коридору с картинами, Бервальд ненадолго остановился, заглядевшись на одно творение, которое смог оценить даже он, хотя не слишком разбирался в искусстве. Композиция получилась довольно домашней несмотря на то, что там присутствовали «безликие» люди.  Бервальд и Тино стояли возле дома Финляндии: финн улыбался, а Швеция выглядел как обычно чересчур строгим. Дело происходило на Рождество, и рядом было несколько прорисованных людей, чьи профили узнает любой житель Скандинавского полуострова, однако было ясно, что центром картины были эти двое.

Подобной картины более не нарисовать, но не это являлось главным разочарованием. Поправив очки, Бервальд пошел дальше и через секунду оказался возле входной двери. Открыв правую часть, швед, сдерживая накопившуюся злость, взглянул на стоявшего на ступеньках дома гостя.

Сначала он никого не увидел, так как ступеньки были не такими уж и низким. По крайней мере, человека ростом с Францию можно было бы заметить, не опуская взгляда. Сомнения медленно закрадывались в голову Бервальда. Может, кто пошутил? Если так, то шутка получилась ужасной.

- Привет, Шве! – прежде, чем мужчина опустил голову, раздался до боли знакомый голос. Не так много времени прошло с тех пор, как вот так вот к нему заходил Тино, а это был именно он. «Каким образом он здесь оказался?» - злость на лице Бервальда сменило удивления, хотя швед до сих пор и слова не произнес.

- Я тут решил зайти к тебе, ты ведь не против?.. Мы не виделись уже давно... – продолжил финн, словно и не было войны, не было передачи шведских территорий в руки России. Как-то все выходило слишком повседневно, что ли.

- Да, - Оксеншерна отошел от дверного проема, приглашая Тино внутрь. Из-за слишком активного мыслительного процесса, с помощью которого швед пытался объяснить появлении гостя у своего дома, говорить много Швеция был не в силах. Хотя это было и не удивительно, он всегда такой был. Никого не оскорбить, не жалеть потом за свои слова – все это переросло в привычку подолгу молчать. Не сказать, чтобы к этому не успели привыкнуть близкие знакомые Бервальда.

Когда финн вошел внутрь, Швеция вспомнил, что так и не закончил возиться с бинтами, и где-то там наверху на столике стоит таз с грязной водой и старыми бинтами. Оставив Тино одного внизу, Оксеншерна без предупреждения пошел наверх, чтобы надеть рубашку. Вернулся он уже через минуту, в то время как Финляндия все еще ждал его внизу.

«И все же, этого просто не может быть», - в который раз подумал Бервальд, указывая гостю на коридор, ведущий в гостиную. Вообще, Тино и сам должен был знать все причуды шведского дома – не так уж часто его переделывали. Погруженный в свои мысли, он не замечал настроения своего гостя, который шел немного впереди хозяина по всем правилам приличия.

Наконец, они дошли до гостиной, где Бервальд, указав на диван, предложил Финляндии сесть. Расположившись напротив в своем кресле, мужчина все-таки удосужился внимательно осмотреть своего бывшего подопечного. На долю невысокого юноши выпало немало бед за время войны: это было видно и по тому, как он плюхнулся на диван, и по внешнему виду. Ран у него было не меньше, чем у шведа, а может быть и больше, все же именно в Финляндии шли военные действия против Российской империи.

Не проронив ни слова, Бервальд ожидал, когда заговорит Тино, все-таки именно он изъявил желание зайти в гости. «Как?.. Каким образом его отпустил Иван?» - продолжал удивляться про себя Оксеншерна, сложив руки в замок на коленях. Прикрыв глаза, он поправил очки, чтобы сквозь стекла вновь взглянуть на Вайнямёйнен. Тишина, нарушаемая лишь скрипом мебели, безжалостно давила на умы сидящих. Ни один из них не решался заговорить, только у каждого были свои причины.

- Как ты здесь оказался? – ровным низким голосом спросил Бервальд, таким образом руша свои первоначальные предположения о грядущем разговоре. Было ли это необычно? Вряд ли, все же за несколько сотен лет было многое обговорено, а что-то уже и забыто, хотя северяне не жаловались на проблемы с памятью. Просто это было слишком давно и слишком незначительно.

Отредактировано Sweden (2014-05-21 16:11:36)

Тино вздрогнул, но даже его движение казалось уместным в их разговоре. Это было правильным, все было правильным, и в то же время заставляло Бервальда нервничать. Он уже приготовился к тому, что его ждет, но все пошло совершенно не так. Куда делось безвозвратное исчезновение Тино? Где смешки соседей о громком проигрыше? Они же так хорошо раздражали шведа в далеком двадцать первом году прошлого века.

- Ну, как обычно, пришел, Шве... – не слишком громко произнес Финляндия и уставился в пол. Это было какое-то чересчур привычное действие юноши. Так было всегда: он смотрит куда угодно, только не на собеседника, а Швеция наоборот – не отводит взгляда. Ему важно видеть собеседника, следить за каждым его жестом: ранее это было ради безопасности, теперь же, чтобы поймать собеседника на лжи. В этом веке подобная способность оказалась довольно-таки актуальной и востребованной. Все же, приятно, когда победитель вздрагивает, глядя на побежденного, в какой-то степени даже льстит…

- Ну... Я попросил у России, чтобы он отпустил меня... Сюда... Я хотел попрощаться, Шве, все-таки теперь мы... – теперь уже пришла очередь Оксеншерны вздрагивать, хотя это было и не очень заметно. Он приподнял голову, дослушивая фразу Тино, смотря на него сверху вниз. «Иван отпустил его? Слишком подозрительно, русский может готовить еще одно нападение, хотя у него забот побольше моих будет…» - но мужчину не покидала навязчивая идея какого-то заговора. Естественно, финн был не при чем, однако его на самом деле могли использовать. У Бервальда сейчас все с ног на голову встало: проигранная война и создание конституции расшатали его нервы.

- Что он потребовал взамен? – строго спросил швед. Это было важно не только по отношению к возможному заговору, но и к сохранности Финляндии. Мало ли, что там с ним могут сделать… Какой бы великой не казалась страна, по отношению к своим жителям она может оказаться очень жестокой. И в какой-то степени швед этому верил, не на собственном опыте, конечно. Только где-то в глубине разума он боялся, что Вайнямёйнену будет лучше в империи. Признаваться себе в этом он не собирался.

Или же все дело в том, что древнейший враг подобрался слишком близко к его владениям. Данию Бервальд никогда не принимал в серьез, когда тот говорил о непременном захвате королевства, а от Брагинского его защищал Финляндия. Теперь же у него не было возможности развернуться перед атакой, а у России таковая появилась. А ведь война еще не окончена, еще не сдались Артур и его немногие союзники, среди которых прежде был Швеция. И в Париже еще не прошлась с победой армия захватчиков.

- Но мы ведь все равно друзья, верно?.. – добавил Тино. Оксеншерна не смог сразу ответить на этот вопрос. Разве они не стали чем-то вроде семьи? Ох, да, как же Бервальд мог забыть, что на севере семьей называют людей, готовых перерезать друг другу глотки? Так что они действительно были хорошими друзьями, раз не помышляли об убийстве. Это могло быть достижением, похвалите их кто-нибудь.

- Да, - лаконично ответил Швеция. Только сложно оставаться друзьями, если изначально привыкнуть к вечному обществу. Это будет казаться чем-то не тем, ведь так? Мужчина уже успел пару раз окликнуть Тино и, повернувшись, его не обнаружить. Тогда очень странное чувство появлялось в душе:  словно забыл что-то важное, но, вспомнив, понимаешь, что это вне зоны досягаемости и ты никак не сможешь достичь своей цели.

«Это очень важно», - хотел сказать Бервальд, но удержался от порыва и лишь сильней нахмурился. Что бы за этим не стояло, но выглядел этот подарок от Российской империи довольно-таки странно и подозрительно. Может быть, он хотел показать, что в составе России любой может чувствовать себя свободным? Тогда почему он просто не объявил Финляндию независимой страной, освобожденной из-под феодального гнета Швеции? И он бы так точно не улыбался при подписании мирного договора. У этого русского точно были планы на новые территории. К примеру, неожиданная автономия могла смениться жесточайшей каторгой сразу после конца войны. Хотя эта мысль была бредовой: в таком бы случае швед имел предлог вернуть свои земли. И ему же помогут в этом.

Но Оксеншерна молчал, хотя и очень волновался за Тино, даже если тот и был в силах справиться со своими проблемами… Только швед в это не верил. За несколько веков существования земель к востоку от Стокгольма в составе королевства Бервальд привык следить за этим местом, старался сделать так, чтобы одни из лучших его людей занимались обустройством этого края, потому что понимал, что там живет другой народ, способный не принять власть и присоединиться к врагу. Однако силой он почему-то не держал Тино в своем доме, хотя и настаивал на непременном подчинении. И сколько же раз они оказывались на волоске от дележки Финляндии, когда лишь передача врагу Курляндии и других прибалтийских земель оставляли Тино за шведской короной.

Финн улыбнулся, и это не была обычная европейская вежливость, какой с детства учили дворян. Юноша действительно был рад, и в какой-то миг Бервальду показалось, что тот собирается сейчас уйти: узнал все, что ему нужно и испарился, оставив после себя старый дом со старым хозяином. Финляндия как-то странно смотрел на мужчину, вроде бы в глаза, но словно и не замечая их. Это был не в его привычках, что немного удивило Бервальда. Молча поднявшись, чтобы не смущать Вайнямёйнена, Оксеншерна пошел в пустующую кухню. В дверном проеме он повернулся, вспомнив, что надо бы сообщить Тино, куда же он направился

- Чай, - коротко сказал Швеция и вновь повернулся с финну спиной. Если бы у него были слуги, то может быть он смог бы избежать подобных походов. И дом бы казался живым, пышущим здоровьем. Голоса людей бы наполняли каждую комнату, создавали ощущение единства. Но никого не было, Бервальд привык сам смотреть за своим домом, что было непривычно взгляду многих его гостей. Наверное, все же следовало кого-то нанять.

- Держи, - произнес Бервальд, пододвинув к дивану столик, на который и поставил чашку с чаем. Напиток, кстати, был из простых, завезенных в Швецию уже давно. Такой даже дворянину стыдно было бы подать. Свою же чашку он поставил на тумбочку возле кресла. Странно, почему у него все еще буфет переполнен посудой, которой он не пользуется? Вроде бы не так много у него гостей бывает, да и главный ценитель заварного напитка теперь вряд ли нос сунет на Скандинавский полуостров до окончания войны. Разве что еще один договор подписать.

Каким-то образом разговор заглох сам собой. Они оба понимали, что любое сказанное  в слух слово не вызовет удивления: все и так было понятно, хотя и было принято с трудом. Звон посуды иногда раздавался в гостиной, пока даже чай не закончился. Поставив чашку на тумбочку, Бервальд вздохнул и поправил очки.

Бервальд резко открыл глаза, услышав звон посуды. Финн неуверенно извинился и поставил чуть не упавшую чашку на место. Он сильно нервничал, хотя причин для этого Швеция, к примеру, не видел. Но вот когда Тино сказал о том, что ему пора удалиться, Оксеншерна удивленно посмотрел на него. Значит, Иван действительно установил определенные требования, когда отпускал Финляндию в шведский дом. Кроме времени могло быть и ответное одолжение, что вновь заставило мужчину понервничать.

Тино встал со своего места и замер. Внимательно глядя на юношу сквозь стекла очков, Бервальд медленно поднялся из кресла, не зная, чего ожидать от друга. То ли он скажет «пока» и удалиться в сторону выхода, то ли наоборот решит остаться еще на какое-то время. Не могло все произойти как обычно: рукопожатие, проводы до двери, обмен любезностями и снова «пока». Это бы выглядело той же обычно встречей, которая украшала серые монотонные скандинавские дни.
Казалось, прошла вечность, когда, наконец, Тино двинулся, заставив замершего на месте Швецию вздрогнуть.

- Пока?.. – протягивая руку, спросил финн. Именно спросил, а не утвердительно произнес, как это делают при расставании. Могут весело выкрикнуть или печально выдохнуть, но разрешение спрашивают только у хозяев. А Бервальд таким себя не ощущал и не хотел испытывать этого чувства при разговоре с Тино, несмотря на то, что тот официально долгое время пробыл его вассалом. Оксеншерна не знал, что он может ответить на это, поэтому причиной молчания оказались не его раздумья, а замешательство.

Глядя на Финляндию, Бервальд пожал его руку, ожидая еще каких-то слов. Ведь что-то обязательно должно быть сказано. Все шло по тому самому второму сценарию, который казался неправильным в этой ситуации. Именно сейчас традиционное «пока» имело другой смысл - безразличие.

Неожиданно Тино аккуратно обнял Швецию, а тот, если бы не смотрел на светлую макушку друга, вряд ли бы почувствовал. Оксеншерна был ошарашен и непроизвольно положил руку на голову финна. В мыслях у шведа пронеслась заманчивая идея: после окончания этой войны развязать новую, но то будут личные счеты с Брагинским за территории. Ведь скандинав же побеждал когда-то давно, его армия была сильнейшей, и ее даже копировали многие отсталые государства. Но потом пришло осознание, что это было в прошлом, которого не вернуть, как и утраченное совсем недавно. Настолько это было недавно, что казалось невозможным, сном, в который даже сумасшедший не поверит. И, кажется, Бервальд был тем самым умалишенным, который старался трезво оценивать ситуацию, понимая свое бессилие. Сейчас не он диктует условия на политической арене, вон, как хорошо его заткнули в этом веке.

- Не следует… - что, «не следует», Тино так и не узнал, так как швед оборвал свою реплику задолго до ее конца. Может быть, мысль его была очень содержательной, но сказать ее полностью он не мог. Застенчивость ли была в этом виновата или привычка мужчины – не знал даже он сам. Все также непроизвольно поглаживая волосы финна, Швеция смотрел на противоположную стену. «Наверное, сейчас надо плакать. Или с криком запереть дверь на сто замков. Только почему-то мне это правильным не кажется», - размышлял он про себя, все больше убеждаясь в том, что Финляндия должен уйти.

- Что он потребовал взамен? – повторил свой единственный вопрос, оставшийся без ответа, Оксеншерна. Прозвучало это значительно жестче, чем хотел этого Бервальд. Сейчас, как ему казалось, уже можно было ответить. Ведь он все равно должен будет открыть дверь своего дома пред уходящим Тино.

Тино как-то странно отошел от Бервальда, прервав короткие объятия. Спустя секунду раздумий, он все же решился ответить на вопрос, который казался шведу решающим судьбу и одним из важнейших на данный момент.

- Я... Я, наверное, больше не вернусь... Шве... – пробормотал себе под нос финн, но в доме изначально было так тихо, что эта короткая и тихая фраза была услышана Швецией. Тот скрипнул зубами от злости, но говорить что-либо не стал: все было вполне логично. Теперь-то все шло так, как это предсказывал Оксеншерна, хотя где-то в глубине души еще оставалась надежда на чудо. Теперь и она была мертва, будучи погребенной под обломками прошлой жизни.

Разве не этого ты хотел, Бервальд? Абсолютно другая страна, которая больше не будет предаваться имперским амбициям и перестанет эксплуатировать своих жителей на благо короне, вот-вот должна была заявить о себе. Так почему же не начать с того, чтобы отречься от незаслуженных наград, напоминающих о варварском прошлом? Теперь-то будут прогресс, развитие и новые мечты о мирном безбедном будущем, к которому, как оказалось, достаточно выгодно стремиться. Швеция старался не делать каких-то прогнозов, действуя по ситуации в соответствии с изначальным планом, который лишь определял цель, но о возможности говорить не приходилось. Он старался учиться на ошибках и не делать громких заявлений раньше времени, научившись тому на горьком опыте. Так несколько лет назад он стремился к сохранению сложившихся традиций, из-за чего крупно поссорился с Франциском и в итоге вступил в третью коалицию против Наполеона. Обернулось это, как можно было сейчас судить, плачевно. Но в отличие от некоторых, его нельзя было назвать предателем, чем мужчина гордился.

«Это надо просто пережить», - поднимая взгляд на Тино, подумал Швеция. Если он не будет верить в финна, то как он может зваться его другом? Ведь с ним все будет хорошо,  юноша достаточно сильный, чтобы не дать себя в обиду.

- På återseende, - положив руку на плечо Финляндии, сказал Бервальд и уже через секунду ее убрал. Стоя на месте, он наблюдал, как Тино медленно развернулся и пошел в сторону выхода. Подождав с секунду, швед пошел за ним, стараясь не догнать друга. Пусть идет, как он захочет, сегодня можно нарушать правила, такой уж день или же век. Сейчас все переступают через многовековые законы ради общего благополучия.

Проходя по коридору, швед вспомнил, что в соседнем, ведущем к лестнице, висят картины, одну из которых он сегодня пристально рассматривал. Стоит ли ее снимать? Мужчина боялся, что он будет отвлекать его и направлять мысли в ненужное русло, заставляя повторно вспоминать о тяжелых временах. Сейчас же надо было думать только о грядущем, но это было сложным делом.

Очнувшись, Швеция услышал впереди звук открывающейся двери и почувствовал, как сквозняк проник в стены дома. Значит, Тино уже дошел до выхода. Бервальд ускорился и, когда подошел к ступенькам крыльца, то смог увидеть спину удаляющегося финна. Вместе с ним уходило прошлое, медленно, по оживленным улочкам Стокгольма, теряясь среди торопящихся жителей королевства.

«Обернись», - глядя на спину Финляндии, то ли просил, то ли приказывал Оксеншерна. Он оперся на дверную створку, не замечая боли в плече от еще не зажившего ранения. Кто и когда его нанес – один лишь Бог знает, и это доказывало всю незначительность физических ударов пред тем испытанием, что выносили души живых существ.

Тино исчез в пестроте толпы, пропала последняя ниточка, связывающая скандинава с прошлым. Сейчас у него другой король, умалишенный Карл, который не мог сам управлять страной и действовал хуже предыдущего Густава. Сейчас у него новые законы и новые друзья. Сейчас у него новый курс внешней политики: на носу было подписание мирного договора с Данией и Францией. Сейчас у него наступают новые времена. Бервальд поднял взгляд к серым стокгольмским тучам, застилающим небо. Ничего, скоро и здесь будет во всю светить солнце, скоро здесь никогда не будет войн.