Говоря честно, Романо бы предпочел дальше лететь. Лучше уж терпеть простую тошноту, зная, что она единственное, что будет преследовать тебя в этом полете, чем пережить эту зверскую посадку, думая, что живым ты из этого агрегата смерти не выберешься, а если и выберешься, то только калекой на все конечности. И Романо этого не очень хотелось. Но чему быть того не миновать. Ничего не оставалось, кроме как сидеть, судорожно сжимая рукоятку кресле, и смотреть только прямо, дыша как можно глубже. Это требовало много сил и своеобразного терпения со стороны Ловино, потому он даже в своей вежливой манере отказался от леденца, хотя и любил, когда брат чествует его сладостями:
-Фели, твоя дурацкая конфета мало чем спасет положение…
И в действительности, вряд ли конфета спасла бы его от чувства, когда тебя, с твоим-то пищеварением, встряхивает при касании шасси дороги. А со своей чувствительностью он ещё и чувствовал каждый камешек, на котором не преминул проехаться из самолет.
- Идем, брат. Мы уже прибыли. Греция наверняка встречает нас, нехорошо заставлять его ждать.
Эта фраза сейчас была сравнима для Италии с пением ангелов и херувимов и стала своеобразным сигналом к бегству с самолета, который Варгас не посмел проигнорировать. Итальянец тут же поднялся с кресла, отстегнув ремень безопасности, и нетвердой походкой прошелся по салону. После, когда открыли хорошо герметизированную дверь, Ловино такой же нетвердой походкой начал спускаться по трапу, держась за перила. Романо колотило мелкой дрожью, он мелко дышал, привыкая к свежему воздуху, и в общем-то весь его вид вызывал жалость. Но глаза его светились счастьем и надеждой, ибо в их поле зрения попал трава, что приветливо росла прямо у окончания лестницы. Только вид этого растения и мысль, что где трава, там и земля, а земля- это твердая, не колышущаяся и не подпрыгивающая поверхность, заставлял юношу идти. Потому, вступив ногами на родную почву, Ловино еле сдержался, чтобы не расцеловать каждую травинку, букашку или камушек. Все таки хорошо стоять вот так вот и чувствовать приятный ветерок, а не спёртый и перегоняемый кондиционером воздух. Но брат не дал сполна насладиться ощущениями рая и довольно грубо подтолкнул в сторону Греции. Тогда Романо тут же принялся осматриваться. На глаза тут же попался довольно милый дом, прекрасный ландшафт, злой грек и много котов¸ кошек и котят, что прятались от самолета. Ловино пренебрег обратить больше внимания на того, к кому он прилетел, и всецело начал наблюдать за семейством кошачьих. Итальянец жутко любил котов. Потому ему было очень неприятно так испугать этих милых созданий. Сердце у него кровью обливается при виде мяукающих новорожденных котят, которых мама несет куда подальше по одной штуке, как и у Греции. Романо проникся к нему симпатией на почве котов. Кто любит котов, тот по любому добрый и хороший, хотя бы чуть-чуть. И почему-то на таких вот добрых и хороших всегда лезут эти чертовы немцы. Почему им не объединяться с такими же ничтожествами как они? Ловино не знал ответа на этот вопрос, но в его голове возник идеальный план, как подтолкнуть Грецию просто выгнать их отсюда. Правда придется пожертвовать мнением кошек о нем, что было бы для него катастрофой, но что ни сделаешь ради того, чтобы досадить этой чертовой самонадеянной и идиотской картошке. На лице у Варгаса расцвела легкая и радостная улыбка, с таким выражением лица он стал похож на своего брата как один помидор на другой, и он протянул руку Греции для рукопожатия.
-Здравствуйте, сеньор Геракл! Я очень рад с вами познакомиться. Как уже сказал мой брат, меня зовут Ловино Варгас. Мне очень жаль, что мы, к чертям собачим, не задавили ни одной кошки, это весьма досадное упущение, и мы готовы это исправить.
