Его никогда не предавали. Лукавили, нагло врали, не договаривали что-то важное, но предавать – никогда. Поэтому он не мог принять этого. То есть как? Человек, которого он, черт возьми, любил всеми фибрами своей души, таскался за нею, как привязанный на поводке, тратил на нее деньги, мечтал об общем будущем и вообще как бы строил большие планы, взял и предал его? Его, да обвести вокруг пальца таким образом? Да вы что, прекратите нести эту чушь, друзья. Еще грамм тошнотворных фраз в сторону его пассии, и он разобьет вам хлебальник. Без шуток. Нет, вы продолжаете. Что же, он с отчаянной злостью сжимает рюмку виски в кулаке, от чего дешевое стекло жалобно трескается в руках. Вот дерьмо. Осознание, липкое и мерзкое осознание чего-то важного закрадывается в душу, но он отчаянно сопротивляется этому. Верить, верить, верить ей.
- Если она является чарли, тогда я балерина. Хах, Мелвилл, пусть ты и старше меня по званию, но я тебе врежу, если ты немедленно не заткнешься, - буквально выплевывая каждое слово, он гневным, помутневшим от алкоголя взглядом, вглядывался в своего приятеля. Джордж Мелвилл. Хороший парень, только, когда не несет всякий бред. Этот говнюк видел предателя в любом, кто имел раскосый разрез глаз. Уже шесть дней к ряду вот этот самый говнюк промывает мозг беспощадными фактами, которые разбивались о непробиваемую стену непонимания Джонса. Зачем ей врать ему? Ну зачем? Глупость, бред, херня, хотелось отмахнуться от всего этого, как от надоевшей мошкары и бежать, лететь на всех парах к ней, чтобы убедиться в своей правоте. Она любит его. Она не предаст.
- Ал, как ты думаешь каким образом эта вертихвостка спокойно перебегает через границу? Ал, у меня разведка. Что тебе еще нужно для доказательств? – Джордж сокрушенно вздыхает. Бесит, черт, как же бесит. - Я бы уже давно выкинул тебя на трибунал, как дезертира и предателя, заведшего связи с этими дикарями. НО. Я не делаю этого. Я ценю нашу дружбу. Подумай головой, а не членом. Она сливает нас вьетконгу.
Ах да, меня зовут Альфред, Альфред Джонс, и я родом из штата Колорадо. Я жил в маленьком городке на самой спокойной улице во всем США, где никогда ничего не случалось. Когда по радио наше правительство объявило о том, что мы находимся в состоянии войны с Вьетнамом, я подумал: «Хей, парень, ведь это твой шанс! Ты можешь отдать долг своей стране!». Да, именно так я и подумал тогда. Мой отец воевал в Корее и был удостоен медалями «За отвагу», а через несколько месяцев и «За участие в локальном конфликте» (или что-то в этом духе), созданная по приказу президента Трумэна. Я чертовски гордился им тогда, и хотел также совершать подвиги и носить медали. А в моем колледже наверняка бы говорили: «Подумать только, а ведь это парень учился вместе с нами!». Но до армии винтовку я держал только в тире 4 июля. Я не спешил ставить на своей военной карьере крест, потому что был уверен, что талант стрелять у меня в крови. И было жутко обидно получать прикладом по затылку от нашего офицера, всякий раз, когда я промахивался по мишени. Этого бесчеловечного ублюдка весь наш взвод терпеть не мог. Я ему особо не нравился, поэтому мотал наряды по 9 часов в сутки. Его фамилию я так и не запомнил, приклад отшиб способность запоминать фамилии и мой нераскрывшийся талант стрелять из винтовки. Но тем не менее я попал во Вьетнам.
***
Воздух в баре был прогрет до уровня «курица в духовке». Солнце во Вьетнаме жарило так, что на одном камне можно было жарить яичницу к завтраку, а на другом варить натуральный мексиканский кофе из свежего помола. Но к этой жаре привыкаешь спустя пару месяцев. В особенности, если тебя не заставляют ползать по джунглям во всей экипировке и с М-66 в трясущихся руках. А тряслись ли они от страха, или от ломки? Сложно сказать. Может быть все вместе? Одним словом – хреново это, ну крепитесь. Вообще, не думайте о джунглях. Это все херня. Рванем в Сайгон на недельку, а? Здесь очень любопытно. Кто сказал, что природа Вьетнама не склонна к гостеприимству? Может быть, опасность и представляет чуть более половины флоры и чуть менее, чем вся фауна, но мы ведь и не в джунглях, верно? Очень легко возомнить себя героем, не сделав ни единого выстрела. А мы американцы. И нас типа совершенно не парят все эти формальности.
А потом он встретил Льен Нгуен. Это произошло во вторую неделю его службы во Вьетнаме. Джонс следовал политике субботнего вечера. То есть это значит нажрался в стельку каждую субботу и был таков. Да, именно в такую субботу он и встретил ее.
Она была не похожа на американок. Она была, скромна, тиха, застенчива. Она мило улыбалась и никогда не спорила с ним. Она хреново базарила по-английски, но ведь это и не важно, Фред готов был поклясться, что понимает ее и без слов. И все очень быстро закрутилось. Ему показалось, что она искала именно его. Или он ее искал, какая разница? Льен никогда не говорила о себе много, на самом деле Альфред мало знал о ней. Но его это как-то не парило. Легко потерять голову в сорокоградусную жару, да? А может он был просто долбоебом.
***
Он чувствует свой рассудок. Вот-вот он касается его кончиками пальцев. Неприятно. Он знает о ней все, ждет ее на съемной квартире, как обычно, после семи вечера. На самом деле Нгуен всегда приходила раньше него. Но сегодня необычный день. Сегодня Альфреда предали. Поэтому он ждал ее. Ждал, как и всегда. Черт, а ведь правда, он все эти месяцы ждал, дышал, жил ею. А теперь… что делать теперь? Злость, неумолимая злость расплескивалась через край и мешала сделать ему спокойный вздох.
Сейчас.
Сейчас он морщится он непривычного света, включенной люстры.
Сейчас он поднимается с кресла, медленно идя к ней навстречу. Как раньше. О боже он настолько чувствует свой рассудок, что у него кружится голова! Или это от спиртного? Насрать.
Джонс медленно опускает руку на хрупкое плечо девушки. Неловкая попытка улыбнуться.
- Как тебя зовут на самом деле? – своему голосу удивляется даже он сам. Жесткий, недоверчивый и язвительный. Хочется ударить ее. Действительно, почему бы и не ударить? Первый удар, который он совершил был нерешительным и полным жалости, вперемешку с отчаянным непониманием. Этот удар наверняка сотряс легкие, вызывая приступ кашля. Она очаровательна, когда задыхается.
