Молодой, загорелый мужчина энергично топал по бескрайним зеленым холмам походкой бравого вояки.
Вот вы сейчас спросите, кто сей странный человек, который выглядит на этом фоне зелени и умиротворенной природы, как конь в сенатской курии, да?
Как? Вы не знаете, кто такой Гай Валерий Марон? Быть такого не может, чтоб этого алкаша великого завоевателя не знали! Он же каждый год по этой дороге топает с постоянным букетом ромашек и небольшой амфорой хиосского.
Так, стоп? А где вино и его постоянный веник? Быть не может, чтоб этот бабник забыл такие важные атрибуты, для покорения сердца прекрасной дамы! Да-да, вы не ослышались, именно дамы.
Как? Вы и о даме не знаете? Ну тогда ничего не остается, кроме как рассказать все с самого начала.

***
Гай, впрочем, как всегда в это время года, шел свататься к прелестной Бодеции. Ну как шел, скажем так - летел на крыльях ежегодной мартовской любви, а то ведь приспичило же ему. Да и полезно это, долгие пешие прогулки и такие же долгие пробежки от собак.
Ну так вот, этот герой-любовник не оставлял надежды, что когда-нибудь неприступная Британия ответит на его мольбы и они... А дальше, совсем не детские фантазии уносили его далеко-далеко. И вот он, как приличный мужчина, рвал даме цветов, в нашем случае ромашек, запасался винцом и отправлялся на завоевание неприступной девушки. Серьезный парень, а главное подготовленный. Так обычно крепости берут, ага.
Ах, да, мы еще забыли упомянуть, что герой сегодняшнего рассказа неисправимы оптимист или дурак, что тоже вариант и постоянные отказы его ничему не учат. Ну, кроме того, что бежать надо к морю и как можно быстрее, а то собаки опять любимый плащ порвут.
Вообще-то, вся эта история с отказами довольно таки грустная, но поскольку Гай страдает оптимизмом головного мозга, ему норм.
Но сегодня было необычное путешествие, потому что любимый внучек, преодолев каким-то невообразимым способом всех своих нянек и воспитателей, устроил своему дедуле такую истерику, что поневоле пришлось брать родную кровинушку с собой, а то не замолчит же. Хотя уже на половине дороги Рим составил хитрый план, который мог обратить присутствие внука в большооооой такой, а главное, весомый плюс.
"Я прихожу весь такой позитивный и с ребенком --> знакомлю упрямую со своим Романо --> тот тут же, с порога, очаровывает ее своим милым личиком и добрыми глазками --> она умиляется и восхищается моим хорошеньким внуком --> я неожиданно, пока не очухалась, делаю ей предложение --> она в восхищении от моей доброты и заботы соглашается --> все счастливы, а у меня еще одна жена" - уже предвкушал такой поворот событий Марон, подходя бодрым шагом к дому своей очередной ненаглядной.
И теперь, аккуратно постучав кулаком и тихонько открыв с ноги дверь, всем нам уже известный Ромео, вошел, естественно, как к себе домой, в дом, как он, наивный, думал, будущей жены.
- Бодеция! - На весь британский дом раздался зычный голос мужчины! - Клянусь Юноной, покровительницей святого брака, ты будешь моей женой! Где ты спряталась на этот раз?

Отредактировано Imperium Romanum (2013-04-29 17:18:44)

Говоря простыми словами, Ирландия бил баклуши.  Весна была в самом разгаре, день только занимался и обещал быть теплым и погожим. Еще вчерашним вечером Британия направилась на Север, к сестре Патрика, наконец  то предоставив его самому себе. Не то чтобы он не любил свою дорогую матушку, напротив, он никого не любил так, как её, и потому всякий раз, когда она наведывалась к нему с очередной проверкой, он из кожи вон лез, лишь бы угодить немного-о-о придирчивой, но все-таки любящей, заботливой матери. И не то чтобы эти «проверки» носили чисто формальный характер, Бодеция всегда привозила Югу гостинцы и подарки, которым он был несказанно рад, рассказывала ему истории, в основном о дальних краях, таких как, например, Восток, правдивые и не очень, ну и, конечно, помогала ему вести хозяйство. Последний пункт, безусловно, являлся главной причиной, по которой Патрик, чуть только Британия переступала порог, захлопывал дверь и, обессилив, сползал вниз по двери, тяжело вздыхая. Он любил вольный образ жизни, любил делать все кое-как, но по-своему. Все эти британские короли, которые возомнили себе, что властны над Ирландией и Шотландией… Патрик относился к ним скептически, как слон к Моське.
Плюс отсутствия Бодеции номер один: дневной сон. Патрик вовсе не ложился вздремнуть днем, он просто еще не просыпался. Когда солнце уже близилось к своему зениту, щедро заливая зеленый остров своими лучами, (что в этой части света крупная редкость) а английские лорды садились за обед, Патрик подумывал, стоит ли ему вообще вставать с кровати. Сморщившись от бьющих прямо в глаза неугомонных лучей, мальчик было потянулся, но, не рассчитав, шлепнулся на пол вместе с одеялом. Что ж, достойное начало дня.
Плюс отсутствия Бодеции номер два: никакого контроля. Самое сложное для младшего Кёркланда, с той самой поры жизни, как только у него появились волосы, это эти самые волосы расчесывать. Их у него было не так много, однако они очень, ОЧЕНЬ сильно вились, образуя, в воображении Патрика, зловещие лабиринты. Хотя, в этом были и свои плюсы: как-то раз Патрик нашел в своих волосах кусок леденца. Как у всякого настоящего ирландца, волосы его имели характерный огненно-рыжий цвет. Мало того, что эти космы всегда были взъерошены, их окрас словно обращал на это внимание. Когда Британия устраивала приемы, она всегда старалась зачесать космы Патрика назад, но всякий раз настойчивые пряди то и дело выбивались из нелепой прически, как огненные языки, доводя Бодецию до истерики и полного отчаяния. Патрик, как «хозяин» этих самых волос, прекрасно понимал, что сопротивляться им бесполезно. Умывшись ледяной дождевой водой, в которой недостатка на острове никогда не было, и «чесанув» пару прядей старым гребешком, Патрик закончил на том утренние процедуры, весьма довольный собой.
Конечно, в постоянных отъездах Бодеции были и свои минусы. Когда Александра была слишком занята Артуром, когда Скотт с головой уходил в попытки развеселить вечно хмурый Уэльс, тогда Ирландии становилось одиноко. Пустой дом пугал маленького мальчика, а его постоянная нужда в разговорах и играх только усугубляла положение. Как всякий одинокий ребенок, Патрик мечтал о лучшем друге. Конечно, у него были лепреконы, но Бодеция почему-то всегда ругалась, когда он с ними разговаривал. Попытки Ирландии найти себе друзей из центральной Европы не увенчались успехом. Честно говоря, он еле унес ноги. Мировая политика была определенно не для него. Политика была определенно не для него. Всякий раз, когда Патрик предлагал своим странам-сверстникам поиграть, они либо таращились на него с полминуты очумелым взглядом и убегали, либо Ирландии приходилось убегать от них. Страны, которые в своем величии достигли (конечно же, почти) Древней Британии, вовсе не обращали на малыша никакого внимания, только, словно из вежливости, трепали его за щеку, дескать, «какой славный малыш», на приемах. Особенной проблемой для Ирландии являлось ее островное положение, которое на многие столетия изолировало эту страну от остального света. Конечно, и постоянное попечительство Британии сыграло здесь свою роль. Но, не смотря на все свои неудачи, Патрик не вешал веснушчатый нос и продолжал свои поиски, оставаясь дружелюбным и открытым, излишне простодушным и до крайности гостеприимным парнишкой.
Повторимся, что день был самым незаурядным, обыкновенный такой мартовский день в Британии. Абсолютно ничто не предвещало беды, почем зря. Снег полностью оттаял, оголяя изумрудную, похожую на глаза Патрика, траву, на деревьях набухали почки, в воздухе витали не то флюиды любви, не то пыльца, на которую у мальчишки, в общем то, была страшная аллергия. И вот, в самом своем романтичном образе, с покрасневшими глазами, то и дело чихая и шмыгая носом, поправляя то сползающие подтяжки, то падающие бело-зеленые чулки в полосочку, Патрик возвращался домой с пасеки. Несмотря на всю свою детскую беспечность, он никогда не забывал о любимой пасеке (ведь мед добавляли в виски) и, ar ndóigh, овечках, работая днями напролет, особенно в присутствии Бодеции.
Плюс отсутствия Бодеции номер три: виски. Много виски. Вечно Бодеция твердила что-то там про вред алкоголя, особенно для маленьких мальчиков, но разве кто-то воспринимает ее слова всерьез? Как любой ирландский трудяга, по возвращению домой Патрик полез в погреб, всей душой вожделея пропустить стаканчик другой «волшебного напитка». Но чуть только янтарная ароматная жидкость была поставлена на стол, как…
«Захватчики!?». Дом огласила чреда агрессивных стуков. Решив, что викинги у порога, берут дом Британии на таран, Патрик машинально схватил поварешку и, думать забыв о виски, ринулся с кухни прямо в бой.
- Бодеция, – раздался голос мерзких варваров, - клянусь Юноной, покровительницей святого брака, ты будешь моей женой! Где ты спряталась на этот раз?
Патрик оторопел. Многое требовали негодяи-скандинавы, но уж точно не руку его матери. Только если буквально, отдельно от тела, но это детали. Припрятав страшное орудие возмездия за спиной, мальчик осторожно выглянул из-за дверного проема кухни. Мужчина, умудрившийся выбить дверь без помощи всякого тарана,  вовсе не был похож на скандинава. Конечно, он был высок и грузен, и выглядел очень даже угрожающе, но он же не был скандинавом, а значит, он априори классный парень. От скандинавов пасет рыбой, а от этого парня пахло алкоголем, что для ирландца было ну очень хорошим знаком.
- Матушки нет, - со смущенной улыбкой, все еще с опаской, Патрик вышел из своего укрытия, - она уехала в северные провинции.
Ну вот. Сейчас он уйдет. Кто бы он ни был, с какой бы целью он ни пришел, он здесь только ради Бодеции. Патрику ни во что не хотелось вновь оставаться одному. Да и виски уже стоит на столе!
- Но, возможно, она вернется этим вечером или завтра рано утром
И тут Патрик улыбнулся так широко, как только позволяли его скулы. Мужчину, которого не остановила дверь, вряд ли сможет остановить какое-то там время.

К списку священных для Ловино мест теперь был включен и порог дома неизвестной Бодеции. Сейчас для него этот куцый деревянный порожек, из-за которого при простом переходе можно было получить кучу заноз, был маленьким островком счастье, блаженства и спокойствия. А все из-за того, что из-за долгого, очень долгого дня него перехода через чужие земли и воды у него заболели ноги. Быстро семеня за дедом, Романо сначала, было, ничего плохого и не чувствовал. Наоборот, его даже какая-то радость наполняла кроху, пусть Гай и не оборачивался проверить на месте ли внук. Но они все шли и шли, шли и шли, и эта радость скоро сменилась ноющей болью в маленьких ножках. Сначала это была едва заметное ноющее чувство, где-то на границе сознания. А после это превратилось с муку для мальчика. Он едва доходил до братца винохлеба, чтобы забрать Феличиано, тут же два таких расстояние ещё и с переправой через пролив. Потому это путешествие отзывалось в ножках Италии болью и иголочками, как будто он отлежал их, а в мыслях- проклятиями, ругательствами, а так же обещаниями, что он засыплет этот дурацкий пролив, только он станет большим и сильный, после непременно, обязательно засыплет! Только дайте ему подрасти. Кроха Романо тут же впал в мысли их сферы «Когда я стану больший».
Он бы и долго так думал, если бы дед не вывел его из грез, мечтаний и мыслей о будущем, внезапно подхватив на руки. Должно быть каждый, да и сам Ловино, ожидал бы какой-нибудь бурной реакции. Например, криков и воплей от шока, может даже просто от удивления, просто потоки ещё относительно детской ругани или же каких резких движений, буйств и так далее. Вообще можно было бы и предположить, что все это произойдет вместе, в один момент, слившись в какофонию и погрузив все в хаос, или поэтапно, дав каждому в доме понять всю степень удивления Романо. И то ли Ловино слишком устал, то ли порог британского дома был волшебный, но мальчик лишь широко распахнутыми удивленными глазами посмотрел в лицо Марону и сказал одно единственное «Ой». Хотя этого «ой» навряд ли хватило бы, чтобы описать все чувства мальчугана. Он был счастлив и ошарашен одновременно. Дед не часто гладил его по голове, какие уж тут «катания» на чужих руках? Вот Феличиано катался часто, он же стоял в стороне. Можно было бы пристать к Империи с расспросами, что да как, но Ловино был умным. Потому мальчик воспользовался случаем и лишь поудобней устроился на чужих руках. Под этим подразумевалось лишь  ухватиться за лямки, крепящие плащ к доспехам. Падать с высоты метра с копейками не очень то и хотелось. А судя по тому, какой Гай человек, вполне можно и подумать, что тот в забывчивости разведет руки в каком либо жесте или слишком резко двинется, и Романо упадет на совершенно непривлекательные половины. После уже он соизволил осмотреть прихожую с высоты роста Римской Империи.
И с высоты роста Римской Империи Южный Италия смог рассмотреть жилище Британии. Типичный домик из деревьев, по дороге они видели целые деревушки таких вот построек. Вот только если там они попросту проходили мимо, сейчас Ловино мог хорошо рассмотреть все. А для него было на что смотреть. Большие бревна строили стены, большие балки поддерживали потолок, а пол усеивал тростник. Дальше можно было увидеть нестройные груды рабочих инструментов, одинокую метлу в углу и брошенный лук. В целом нельзя было назвать это идеальным порядком, но знание, что эти предметы оставлены в какой-то спешке и будут убраны, внушало спокойствие. В его же доме тоже не все всегда стоит на своих местах, мягко говоря, ему присущ легкий, чисто эстетический бардак. Но для белокаменных домиков это было в порядке вещей.
Романо оставил осмотр дома и обратил внимание на страну, с которой разговаривал Гай. Лишь кинул один взгляд на своего ровесника, мальчик тут же не на шутку испугался.
-Помилуй, Вулкан! Дед, его голова горит!- вскричал маленький Ловино и указал на растрепанную шевелюру юного Ирландии. Может, что жителей британских островов были и в порядке вещей ярко-рыжие волосы, а для Италии это было в новинку. На территории Феличиано ещё можно было встретить русых девушек или даже блондинок, но у него на юге и на островах можно было встретить людей только с темными локонами. А тут-то был целый костер на голове одного единственного мальчика. Столь насыщенный цвет, близкий к красному, темные корни, светлые кончики и абсолютное отсутствие какой-либо укладки реально делали пряди волос похожими на языки пламени. А ещё все это алое безобразие напомнило ему о пожаре шестьдесят четвертого года. Судьба ли это была? Встретить ровно через сто лет страну, горящего таким же цветом, как и Рим? Скорее всего ничего предвещающего в этом не было. Но мысленно Ловино воззвал к Парки с просьбой, чтобы это был всего лишь один придурок с горящей головой. Сам же Романо повернулся к Гаю и потянул того за прядь волос.- Его надо срочно тушить! Он же ещё и где-то набрался, только сильнее из-за это разгорится, дед!

Гай сидел и медитировал, просто медитировал, расположившись на удобном ложе и попивая этот замечательный напиток, который ему предоставил в огромном количестве этот милый рыженький мальчик, которого звали Патрик. Не то что бы Марон был алкоголиком, вовсе нет, но выпить он любил. Не так, конечно, как это делал Греция, разбавляя вино водой до состояния полупрозрачной водички, а более масштабно так сказать, с компанией верных друзей на хорошем пиру.
И вот сейчас, сидя с сосудом этого замечательного, как будто самим Юпитером преподнесенного в этот момент Гаю, напитка, римлянин наслаждался блаженной тишиной и украдкой осматривал жилище своей зазнобы. Все равно же жопой чувствовал, что больше подобного шанса не представиться, а так можно было узнать много нового о хозяйке, пока ее не было.
Под потолком были развешаны какие-то травы, источающие порой довольно таки одурманивающие запахи, когда легкий сквознячок колыхал эти сухие метелки. Все это богатство было судя по всему рассортировано в каком-то неведомом мужчине порядке и явно было дорого для хозяйки жилища, так что римлянин побоялся лапать эту траву опасаясь последствий. Рим конечно не слабак, далеко не слабак, но ему не очень хотелось отравиться чем-нибудь опасным, тем более в доме, где есть только он и два маленьких ребенка, тем более зная, что эти травки собрала и развесила Бодеция, от которой можно было ждать чего угодно.
На полу было разбросано несколько мягких шкур, в некоторых местах протертых так, что стала видна кожа и совсем исчез мех. Вероятно, это были не места, где обычно ходили или сидели люди, хотя на рыжей шкуре был заметны следы от огня. Марон не знал, откуда на таком красивом меху взялись такие шикарные подпалины, но не удивился бы, если бы тот мальчик с огненными волосами их оставил во время детской шалости. Так или иначе, ступать по мягким шкурам, вероятно добытым меткой рукой Британии, было чрезвычайно удобно. 
Мальчишек римлянин отправил знакомиться друг с другом и немного поиграть, чтоб Романо не скучал и не начинал вредничать.  Тем более друзей у маленького итальянца было не так много, чтобы так от них отказываться и упускать шанс подружиться с новым человеком. Ну а Патрика Марон мог бы конечно оставить рядом с собой, но не пить же мужчине при ребенке, хоть от ребенка и пахло тем же самым вискарем. Все таки ответственность за младшее поколение пересилила и Гай отправил крайне интересного собеседника со своим внуком, аргументируя это тем, что мужчина дико устал после долгой дороги и ему просто необходим длительный отдых в тишине и покое.
- Романо, мальчик мой, попроси Патрика, чтоб он показал тебе дом, пока дедушка будет отдыхать. - Вот что он сказал тогда, спустив внука вниз со своих рук. - Будьте хорошими мальчиками и не шалите. - Голосом доброго старого дедули промолвил он. - И не надо лить на нашего маленького хозяина воду, Ловино, это не вежливо. - Вспоминая недавнюю выходку внука и то, как на нее прореагировал Патрик, Гай весело рассмеялся, сочтя подобную оплошность весьма забавной и милой.
Все таки взрослые, вырастая, теряют эту очаровательную непосредственность, свойственную маленьким детям, которые могут сказать какую-нибудь глупость или вытворят маленькую шалость и это будет смотреться забавно и умилительно для взрослых, снисходительно смотрящих на глупости своих детей. Взрослые сложнее, они уже утрачивают непосредственность ребенка и выглядят более серьезно и солидно, что иногда огорчает Гая, потому что многие взрослые люди бывают исключительно скучными и до невозможности закостенелыми.
- Патрик, я очень хочу попробовать этой твоей "святой воды", так что буду рад принять твое предложение. - Он тогда наклонился к своему юному собеседнику и очаровательно улыбнулся, смотря мальчику прямо в глаза. - А ты не мог бы развлечь моего внука. Он иногда вредничает, но я бы хотел, чтоб вы нашли общий язык. - Тяжелая, огрубевшая от меча и копья ладонь опустилась на курчавые волосы ирландца и как будто бы погрузилась в огонь, такими яркими и густыми были волосы у мальчика.
И теперь, возвращаясь к самому началу, можно сказать, что день у Марона проходил действительно хорошо. Для полноты картины не хватало только Бодеции, с радостными воплями бегающей по дому из-за его предложения, но это уже мечты совсем не реальные. Но поскольку выражения "закатай губу" тогда еще не существовало, Марон мог хоть до посинения сидеть вот так и мечтать и сбыче своей мечты.
Но счастье не вечно и реальность грубо напомнила о своей сиятельной персоне в наглую мешавшись в прекрасную иллюзию странным звоном чего-то  дребезги разбившегося.

Наконец-то, наконец-то в этом проклятом, полупустом, не считая клопов, богом и, судя по всему, Британией забытом доме появился хоть кто-то, кого можно было угостить виски! Безусловно, Педди любил пить виски, но ещё больше ему нравилось кого то этим виски спаивать. По природе своей он был весьма нежадным ребенком, ему всегда нравилось наблюдать за восторженной реакцией тех, кто пробует ирландский виски впервые. В конце концов, это он, Ирландия, начал впервые производить сей чудный напиток, что бы там ни говорил засранец-Шотландия, нагло пытающийся присвоить открытие виски себе, потому то и отношение к своему виски Патрик ждал особенного. Говоря «мой виски» он отнюдь не плевался словами, виски он всегда готовил самостоятельно, за редкими исключениями, когда он из вежливости пробовал шотландский «скотч». Казалось было, что за ребенок? Рубашка криво заправлена в наполовину сползшие заплатанные заботливой рукой Бодеции шортики, каблуки на ботинках сбиты, волосы взъерошены и впрямь как языки пламени, а к изготовлению виски он всегда подходил не по-детски ответственно. Технология изготовления виски сама по себе мудреная и требующая кропотливого внимания и усидчивости, это вам не ножками виноград топтать (хотя, против вина Патрик ничего не имел, напротив, он много слышал о итальянском вине, и хотел было уже попросить Гая одолжить ему бутылочку-другую, но прикинув, как будет выглядеть эта просьба из уст сопливого деревенского мальчишки, вовремя себя отдернул). И почему то Патрик был до глубины души уверен в том, что такой рослый, опытный мужчина, как Гай, непременно ни разу не пробовал виски, во всяком случае настоящего, ирландского. Посему, парнишка чувствовал на себе прямую ответственность за первое впечатление римлянина о виски, который мирно стоял на всё том же столе на кухне, уже открытый, готовый к тому, чтобы быть разлитым по бокалам, которых в доме Британии осталось немного по причине некоторой неусидчивости одного рыжего ирландца, но не будем показывать пальцами.
Из-за этих, безусловно оправданных, переживаний Патрик выглядел немного рассеянным и взволнованным. Конечно, здесь играл роль и приезд САМОГО великого Рима! Когда огромная ручища, масштабом своим превышающая размер черепной коробки обыкновенного маленького мальчика, коснулась макушки Патрика, он невольно поёжился, прикрыв глаза и широко ухмыльнувшись, едва слышно хихикнув. Это не было похоже ни на слюнявые поцелуи его родственников, ни на весьма болезненные манипуляции с несчастными конопатыми щечками, проводимые едва знакомыми помпезными аристократами с приемов, потому Гай как то сразу полюбился Патрику, то ли за свою открытость, то ли за несвойственное могучим странам дружелюбие.
- Патрик, я очень хочу попробовать этой твоей "святой воды", так что буду рад принять твое предложение. – зачем-то Рим присел перед младшим Кёркландом, улыбаясь ещё шире и доброжелательнее, что казалось уже невозможным. - А ты не мог бы развлечь моего внука. Он иногда вредничает, но я бы хотел, чтоб вы нашли общий язык.
Патрик перевел слегка встревоженный взгляд на Романо, который после ответа ирландца выглядел ещё более насупившимся и злобным, что тоже казалось невозможным (два иностранца прямо таки поражали пределом своих эмоциональных возможностей). Если кельтская семейка ещё хоть как то походила друг на друга, не смотря на свои разногласия, глядя на этих двоих невозможно было поверить в то, что они являлись одной семьей, даже не смотря на внешнюю схожесть, столь разными были их характеры.
«Он выглядит даже злее, чем все, кого я встречал раньше», Патрик смотрел на Италию так, словно серьезно провинился перед ним, «… но ведь попытка не пытка, так?».
Но Романо, судя по всему, был настроен не так оптимистично, как малыш Педди. Чуть только его опустили на пол, он, громко ругаясь, юркнул за своего деда. Насупившись, он долго наблюдал за ирландцем из своего укрытия, прежде чем решился сделать пару шагов навстречу. И пусть в его лицо впились чересчур внимательным, невежливым взглядом, Патрик всё равно был очень рад этому маленькому, но прогрессу, предвкушая счастливое будущее и дружбу до гроба, которую он предвкушал при любом удобном знакомстве. Изо всех сил мальчишка старался выглядеть наиболее дружелюбно, наивно веря в то, что он действительно напугал просто немного скромного Италию. В возникшем молчании Юг получил шанс разглядеть поближе своего «нового друга»: его кожа, как и у дедушки Рима, была смуглой, очевидно там, где они жили, было много солнца, в противовес дождливым Британским островам, зато глаза его были не намного темнее, чем у самого Ирландии, с карим отливом. Патрик даже проникся легкой завистью, сравнивая относительную опрятность тёмных прядок Ловино со своим беспардонным ураганом. Но и это продлилось не долго, так как меньше, чем через минуту, внук Великого Рима рванул в следующий пролет с яростными криками:
-Венера, у него веснушки!
Педди очень глубоко огорчился и мгновенно покраснел, ухватившись одной рукой за свои щеки, бросив встревоженный, негодующий, вопрошающий взгляд в сторону Марона, которого, похоже, уже мало что могло встревожить. Ни у матушки, ни у братиков, ни у сестры, ни у других стран не было веснушек, как у Южного Ирландии. Надо ли говорить, что в связи с этим ему пришлось пережить массу шуток и издевок? Веснушки были не только на его щеках: они полонили и уши, и лоб, и шею мальчишки, покрывали все его руки и ноги, полно их было на спине, груди, и где их, словом, только не было… Только Бодеция относилась к веснушкам своего сына с какой то особенной нежностью, считая их особенным знаком, и нередко повторяла, дескать, каждая веснушка – это поцелуй ангела (когда Патрик впервые услышал об этом, он построил баррикаду из овечьих шкур и подушек на своей кровати, поджидая этих самых извращенцев-ангелов еженощно, кем бы они ни были). 
Взяв себя в руки, глубоко вобрав в легкие затхлый воздух, Патрик торопливо припустил вслед за беспокойным гостем. Он был вполне уверен в себе, как хозяин дома, он всё таки ориентировался лучше, догнать Романо не представлялось никаких проблем, а там они бы смогли поладить, в этом не было никаких сомнений. И всё бы ничего, если бы когда Патрик с радостным возгласом «Поймал» не вбежал в комнату-тупик, на полу не обнаружился бы не кто иной, как маленький Италия, сидящий прямо на осколках любимой глиняной вазы Бодеции, которая, впрочем, Ирландии никогда и не нравилась.
«Ох и влетит же мне!», мысленно ахнул Патрик, но тут же переключился с жалости к себе на жалость к пострадавшему, которому было уж всяко хуже.
- Ты сильно поранился? – произнес Педди как можно больше заботливым голосом, легонько коснувшись плеча во всю ревущего Романо, стараясь приподнять его.

Отредактировано Ireland (2013-06-18 22:09:20)